Глава 131

Карло Вентреска остановился в центральном проходе Сикстинской капеллы, а кардиналы, столпившись у алтаря, пожирали его глазами. Рядом с Робертом Лэнгдоном камерарий увидел большой работающий телевизор. Он сразу понял, что было изображено на экране, но не мог взять в толк, как была сделана запись. Это было просто невозможно. Совсем близко к клирику стояла Виттория. Ее лицо искажала гримаса отвращения.
Камерарий закрыл глаза в надежде на то, что это морфин вызвал у него галлюцинации и что, когда он снова взглянет на мир, картина будет совершенно иной. Но когда он открыл глаза, ничто не изменилось.
Они все знают.
Как ни странно, но страха он не ощутил. Укажи мне путь, Отец. Подскажи мне слова, которые смогли бы заставить их увидеть события Твоими глазами.
Однако ответа камерарий не услышал.
Создатель, я вместе с Тобой проделал слишком большой путь, чтобы теперь отступить.
Молчание.
Они не понимают, что нам с Тобой удалось свершить.
Камерарий не знал, чей голос прозвучал в его мозгу, но смысл сказанного был совершенно ясен.
Только полная правда освободит тебя...

***

Камерарий Карло Вентреска, гордо вскинув голову и выпрямившись во весь рост, направился к алтарю Сикстинской капеллы. Когда он проходил мимо кардиналов, даже теплый свет свечей не мог смягчить сверлившие его взгляды.
"Объясни все, - говорили ему эти взгляды. - Придай смысл этому безумию. Скажи, что наши страхи напрасны!"
Правда, сказал себе камерарий. Только правда. Эти стены скрывают слишком много тайн, и одна из них... настолько мрачна, что лишила его разума. Но это безумие привело к свету.
- Вы готовы пожертвовать своей душой, - начал камерарий, подойдя к алтарю, - чтобы спасти миллионы?
Эти слова не нашли никакого отклика у кардиналов. Они стояли неподвижно, продолжая сверлить его взглядами. Никто не проронил ни слова. С площади Святого Петра долетало радостное пение.
- Какой грех более велик? - продолжил он, сделав шаг вперед. - Убийство врага? Или бездействие в тот момент, когда на ваших глазах душат того, кого вы любите?
Люди на площади поют, радостно подумал он и возвел глаза к потолку Сикстинской капеллы. С темного свода на него взирал Бог, созданный кистью Микеланджело. Камерарию показалось, что Творец смотрит на него с одобрением.
- Я не мог больше оставаться в стороне, - продолжил камерарий.
Хотя Карло Вентреска стоял совсем рядом с кардиналами, он не заметил ни малейшей искорки понимания в их глазах. Неужели они не видят блистательной простоты его деяний?! Неужели не понимают, что эти деяния вызваны необходимостью?!
Ведь его замысел был ясен!
Иллюминаты. Наука и сатана суть одно и то же!
Необходимо было возродить древние страхи, чтобы потом их сокрушить.
Ужас и надежда. Два этих чувства заставят всех снова уверовать.
Этим вечером былая мощь братства "Иллюминати" снова в полной мере проявила себя... и с великолепным результатом. Всеобщую апатию как рукой сняло. Ужас с быстротой молнии охватил весь земной шар, объединяя людей. А затем Бог во всем своем величии разогнал наступившую было тьму.
"Я не мог оставаться в стороне!"
Вдохновение пришло к камерарию в ночь страданий, и одарил его им сам Творец.
О, этот безбожный мир! Кто-то должен был принести ему избавление. Это должен быть ты! Если не ты, то кто? Ты был спасен в детстве с высокой целью. Покажи людям древних демонов. Возроди в них старые страхи. Апатия равносильна смерти. Без тьмы не бывает света. Без зла не может быть добра. Вынуди их сделать выбор. Свет или тьма. Где страх? Где герои? Если не сейчас, то когда?
Камерарий двинулся по центральному проходу прямо на толпу кардиналов. Он почувствовал себя Моисеем, когда красные пояса и шапки начали расступаться перед ним, освобождая ему путь. Роберт Лэнгдон выключил телевизор, взял Витторию за руку и отошел от алтаря. Камерарий не сомневался в том, что спасение Лэнгдона было делом рук Божьих. Правда, Карло Вентреска не совсем понимал, с какой целью Создатель так поступил.
Нарушивший тишину голос принадлежал единственной находящейся в Сикстинской капелле женщине.
- Вы убили моего отца, - сказала, выступая вперед, Виттория.
Камерарий посмотрел на девушку, и его очень удивило выражение ее лица. Ее боль и страдание он мог понять. Но откуда такая озлобленность? Ведь она первой должна была понять, что гений ее отца таит в себе смерть. Его необходимо было остановить. Во имя блага человечества.
- А ведь он занимался Божьим делом, - закончила Виттория.
- Божьи дела не могут вершиться в лаборатории. Они вершатся в сердцах.
- Отец был чист сердцем! И его исследования доказали...
- Исследования вашего отца еще раз доказали, что человеческий ум развивается гораздо быстрее, чем его душа! - произнес камерарий несколько более резко, чем ему хотелось, поэтому он снизил тон и продолжил: - Если столь духовная личность, как ваш родитель, способна создать оружие, действие которого мы имели возможность наблюдать этой ночью, то представьте, как может использовать антивещество простой, приземленный человек.
- Человек, подобный вам?
Камерарий глубоко вздохнул. Неужели она по-прежнему ничего не понимает? Человеческая мораль совершенствуется медленнее, чем развивается наука. Человечество духовно не созрело для того могущества, которым оно уже обладает. Люди никогда не создавали оружия, которого затем не использовали! А антивещество есть не что иное, как новое оружие в и без того огромном арсенале. Человек способен уничтожить мир. Человек давным-давно научился убивать. И кровь его матери дождем лилась вниз. Однако гений Леонардо Ветра таил в себе иную, гораздо более страшную опасность.
- В течение столетий церковь держалась, несмотря на то что наука отгрызала от нее кусок за куском, - сказал камерарий. - Наука развенчивала чудеса. Учила ум властвовать над сердцем. Осуждала религию как опиум для народа. Наука считала Бога галлюцинацией - иллюзорными костылями для тех, кто слишком слаб, чтобы признать якобы бессмысленность своего существования. Я не мог остаться в стороне, когда наука взяла на себя смелость поставить под вопрос могущество самого Творца. Доказательство, говорите вы? Да, бесспорно, - но доказательство не существования Господа, как вы утверждаете, а всего лишь невежественности самой науки! Что плохого видите вы в признании того, что имеются вещи, которые находятся за пределами нашего понимания? День, когда ученые воспроизведут сущность Бога в лаборатории, станет днем, после которого люди перестанут нуждаться в вере!
- Вы, видимо, хотите сказать, что после этого люди перестанут нуждаться в церкви? - спросила Виттория, приближаясь к камерарию. - Сомнение есть ваш последний рычаг контроля над людьми. Только сомнение приводит к вам души человеческие. Мы все хотим познать смысл жизни. Людям свойственны неуверенность в будущем и тяга к свету познания, которое несет им освобождение. Но кто сказал, что церковь является единственным источником света на нашей планете?! Каждый из нас по-своему ищет Бога. Чего вы так страшитесь? Того, что Бог где-то явит себя не так, как являет здесь, за этими стенами? Вы боитесь того, что люди найдут его в своих собственных жизнях и отбросят прочь ваши замшелые ритуалы? Религии эволюционируют! Умы находят ответы, в сердцах укореняются новые истины. Мой отец был вместе с вами! Но шагал он по параллельной тропе! Как вы этого не видите? Бог - это не какая-то всемогущая сила, взирающая на нас сверху и угрожающая за неповиновение ввергнуть нас в геенну огненную. Бог - это та энергия, которая струится по синапсам <Синапс - область контакта нейронов друг с другом и с клетками исполнительных органов. Крупные нейроны головного мозга могут иметь несколько тысяч синапсов.> нашей нервной системы и которой полнятся наши сердца. Бог во всем!
- Во всем, кроме науки! - бросил в ответ камерарий, и во взгляде его все увидели искреннюю жалость. - Наука по определению бездушна! К чудесам разума, подобным антивеществу, которые появляются в нашем мире, инструкции по этике их применения, увы, не прилагаются. И это само по себе вызывает опасения. Но становится по-настоящему страшно, когда безбожная наука объявляет свои потуги поиском пути к свету и обещает ответить на вопросы, красота которых состоит как раз в том, что ответа на них нет!
Камерарий печально покачал головой.
В Сикстинскую капеллу на время вернулась тишина.
Заглянув в глаза Виттории и поймав ее суровый взгляд, камерарий вдруг ощутил безмерную усталость. Ведь она должна была все понять! Неужели Господь еще раз его испытывает?
На сей раз молчание нарушил Мортати.
- I preferiti... - произнес старый кардинал душераздирающим шепотом. - Баджиа и другие... Умоляю, скажите нам, что это не вы...
Камерарий посмотрел на него, изумившись той боли, которую почувствовал в голосе старика. Кто-кто, а Мортати должен был все понять. Заголовки газет ежедневно кричали о чудесах науки. Сколько лет прошло со времени последнего религиозного чуда? Сотни! Религия нуждалась в чуде. Нуждалась в чем-то таком, что могло пробудить дремлющий мир, вернуть человечество на путь добродетели. Возродить веру. I preferiti не годились в лидеры. Эти кардиналы были реформатами, либералами, готовыми принять мир таким, ка

Глава 136

Ближе к полудню, когда небо над Римом все еще было затянуто тяжелыми тучами, над дымовой трубой Сикстинской капеллы появилось белое облачко. Жемчужные клубы устремились к небу, медленно рассеиваясь по пути.
А далеко внизу, на площади Святого Петра, репортер Би-би-си Гюнтер Глик задумчиво следил за движением клубов белого дыма. Последняя глава...
Сзади к нему подошла Чинита Макри и, водрузив камеру на плечо, сказала:
- Время.
Глик скорбно кивнул, повернулся к ней лицом, пригладил ладонью волосы и глубоко вздохнул. "Моя последняя передача", - подумал он.
- Эфир через пятьдесят секунд, - объявила Макри.
Глик посмотрел через плечо на крышу Сикстинской капеллы и спросил:
- А дым ты сможешь взять?
- Я умею строить кадр

Я пришел по указанному адресу в назначенное время. Ефим уже был на месте.
- Ну чего, не передумал? - спросил он.
- Мне выбирать не приходится, - как-то неуверенно ответил я.
- Ладно, в общем если тебя там что-то не устроит, ты это никак не показывай, а то меня подведешь, - ответил он. Как я и говорил у тебя сегодня пробы. Они на тебя посмотрят, оценят что ты умеешь и т. д., но денег ты сегодня за это не получишь. Понял?
- Да понял я, - резко бросил я.
Мы поднялись на этаж. Ефим позвонил в квартиру. Мужской голос спросил "Кто там?", после чего дверь открылась. Перед нами стоял парень моего возраста, кроме семейных трусов на нем ничего не было.
- Давайте заходите быстрее, Олег Михайлович уже вас ждет, - сказал паренек и просто запихал нас в квартиру.
Это оказалась хорошо заделанная бывшая коммуналка со множеством комнат. Проходя по коридору в одной из комнат я заметил голую девку, которая позировала перед камерой. У самой дальней двери Ефим остановился и постучал. После ответа "Входите" мы зашли в комнату.
Олег Михайлович оказался солидным дядьк

Ритуал утреннего опорожнения мочевого пузыря проходил для меня обыденно и непринужденно. Обливая стенки унитаза, я думал о предстоящем дне, который должен быть многообещающим. Струхнув последнюю каплю с детородного органа, я направился в комнату, где Артем получал дозу утреннего минета. Лидочка трудилась самозабвенно, обсасывая хуй нашего общего друга. В этом она была признана большим мастером. Артем начал обильно изливаться на ее милое личико, постанывая от удовольствия. Лида же старалась поймать капли белой жидкости, летящие в нее. Посмотрев на меня, она, лежа на животе, оттягивает резинку трусов в сторону и вызывающе выпячивает зад: <Леша, трахни меня в задик>. Картина надо сказать возбуждающая. Взяв на пальцы немного спермы Темы, я начинаю разминать ее упругое колечко. Оно постепенно поддается, за одним пальцем следует второй и третий. Лидка стонет и извивается. Пальцы сменяет мой член, сначала медленно, затем потихоньку ускоряюсь. Тёма уже тоже готов. Не вынимая я переворачиваюсь на спину. Лидка с болтом в жопе оказывается у меня на животе. Артем вводит. Начинаем попадать в такт, нагружая обе Лидкины дырки. Затем ставим ее на колени и на локти и по очереди кончаем во влагалище. С истекающей спермой промежностью она уходит подмываться в ванную.
В 11 часов назначена встреча у Феди Московина - большого знатока женских пезд и задниц. У Феди был небольшой заказник, где всегда можно было найти вовседырочных девок, смазливых и недорогих. Сегодня решаем взять с собой Лидочку. Она должна понравится Феде, а нам это на руку.
Кстати о Лиде. Ее нашел я. Мы познакомились в каком-то кабаке. Из-за постоянной нехватки средств она занималась самой древней профессией. Для своих двадцати лет она была прекрасно сложена: брюнетка, красивая объемистая грудь, упругая попка. В уборной этого заведения я в первый раз и попробовал ее рабочий ротик. Она потеряла девственность в 14 лет, трахнувшись с двоюродным 20 летним братцем. После школы поехала поступать в Питер. Поступила на платное отделение. Хотелось красивой жизни, денег не хватало. Короче учеба покатилась. Когда отчислили, домой не вернулась - побоялась родителей. Пришлось зарабатывать на жизнь телом.

Я родилась 1 января 1944 года. Mать умерла едва выпустив меня на
свет. Kак меня выкормили я не знаю. До 6 лет я не знала своего отца. Oн
служил агентом компании "Tиннер" И мотался по всему свету, редко появляясь
дома, да и то чаще по ночам, когда я уже спала.
Oднажды проснувшись утром, я увидела возле своей кровати мужчину. Oн
похлопал меня ладошкой по щеке и ушел.C этих пор он все чаще был дома. Mы
переехали жить в другую квартиру.
Oтец нанял новую экономку, а фрау элкет, воспитавшую меня с
младенческого возраста куда-то отправил. Hовая нянька была молодая,
красивая, веселая. Bыходя к завтраку отец хлопал ее по пышному заду,
тискал за грудь. Hянька смеялась. После завтрака отец уходил на работу.
Hянька, ее звали катрин, убиралась в комнатах, а я ходила гулять на улицу.
Я выросла в одиночестве и не успела подружиться с ребятами. Подруг и

Элеонора дописала эти строки, пылающие страстью и склонила голову на
прекрасные розовые руки. "Лора" вполголоса позвала она свою послушницу в
этот миг дверь отворилась и вошла пятнадцатилетняя монахиня с рано
оформившимися формами тела. Об этом свидетельствовали чувствительный и
сладостный рот, холмики больших, слегка отваливающихся грудей, округлые
бедра, полноту которых не в силах было скрыть длинное платье монахини.
Лора! - произнесла Маркиза, - отнеси это письмо, ты знаешь кому и
немедленно возвращайся обратно. Неслышно ступая своими маленькими ножками,
послушница удалилась, скромно потупив голову. Соблазнительное покачивание
ее бедер не ускользнуло от внимания Маркизы. Полные ягодицы девушки
двигались в такт ее шагам. Глаза Маркизы, проводив послушницу, загорелись
плотоядным огнем. Она приподняла подол своего платья и вложила два пальца
в промежность. Почувствовав первое вздрагивание пылающих губок влагалища,
Маркиза обернулась к распятию, висевшему над кроватью и упал перед ним на
колени. Так она и предстала перед богом, одну руку подняв к нему, второй
сжимая пылающие половые органы. "Боже мой", воскликнула онадай мне силы,
отврати от меня искушение! Но распятие молчало, обнаженное и покорное
всему. Маркиза со страхом заметила, что глаза ее упорно вглядываются в то
место на распятии, где член слегка приподнимал материю, даже в боге она
видела мужчину. Маркиза встала, медленно подошла к кровати и стала
сбрасывать с себя одежду. Она поняла, что молитва не спасет ее от вечного
ада впереди. Так пусть же это случится скорее. Перед кроватью стояло уже
обнаженное тело женщины.

Это была их рядовая встреча, встреча двух друзей - Саши и Вити. Они
были не то что друзьями, но хорошими знакомыми.
Встречались они не так уж часто, от случая к случаю, по делам и
просто ради общения, которое, как они считали, постоянно обогащает любого
человека и приносит каждому ту необходимую в повседневной жизни
первозданную радость бытия.
Эта встреча ничем не отличалась от тех других нескольких десятков
предыдущих встреч, когда они вместе проводили время, обсуждали какие-то
дела, важные и не очень. Летом загорали на пляже, не упуская возможности
познакомиться с какой-нибудь очаровательной блондинкой, зимой ходили в
кино, дискутируя после сеанса на ту или иную тему. Бывало, и не виделись
по полгода и больше, а встретившись друг с другом, старались найти и
почерпнуть из общения что-то новое, чего не бывало прежде.
Встречи эти были непродолжительными: час, два, от силы - три. За это
короткое время они успевали не спеша решить все свои вопросы, обсудить
проблемы, наметить новые перспективы и поднадоесть порядком друг другу.
Так было

Сова
О. так и не отважилась поведать Жаклин о том, что Рене назвал "истинным
положением вещей". Она, правда, помнила о словах, сказанных ей Анн-Мари,
которая предупредила ее, что когда О. наконец покинет ее, то станет другим
человеком. Поначалу О. не придала особого значения этим словам, но теперь
убедилась в обратном.

Скоро Жаклин, довольная и посвежевшая, приехала обратно в Париж. Она по
своему обыкновению

Началась эта история с того, что Клаверий де Монтель, молодой
человек, не связанный ни какими заботами, прочитав об'явление о
приглашении мужчины на постоянное место привратника, садовника и истопника
и, поняв скрытый смысл этого об'явления, притворился глухонемым и поступил
на работу в закрытое женское учебное заведение.
В нем главное внимание в воспитании девушек было обращено ....................

В своей уборной Лесси готовилась к следующему номеру. Она сидела
обнаженной до пояса и гримировала свои упругие соски. Когда вошел Дилан,
она не сделала никакой попытки прикрыть свою наготу.
- Можно, я с тобой переговорю? Ты не знаешь мужчину с биноклем,
Лесси?
Она крутила соски между пальцами, чтобы ровно лег грим и они стали
еще большими.
- Его зовут Арес Митронелли, и он самый ужасный бабник.
Дилан получил надежду узнать больше, чем мог ожидать. Он уже считал.........